Излучение самодовольства потускнело, но не исчезло.
Следователь поправил очки.
– Значит, налицо «наложение фактов», только и всего. – Голос у него скрипучий, подходящий для засушенной в камень воблы. Рыбец бы говорил по-другому – глубоким баритоном, вальяжно, уверенно и неспешно.
– Стрельба в тире – не алиби. Она не мешала вам сделать вчера еще четыре выстрела…
– Извините, это не факт, а предположение! – перебил я. – Какие факты изобличают меня в столь тяжком и совершенно беспричинном преступлении?
– Пока еще вы не изобличены, а только подозреваетесь, – проскрипел следователь. – И я не обязан раскрывать вам доказательственную базу… Расскажите о целях вашего приезда, о времяпрепровождении, контактах…
– То ж про то ж – за рыбу гроши, – по-русски произношу я любимую присказку своей бабушки. – Почему я должен рассказывать о своей личной жизни? Разве я совершил какое-то преступление? Вы же сами говорите, что я только подозреваемый… Я протестую!
Сквозь квадратные очки на меня смотрят внимательные глаза. Очень внимательные. Так профессиональный биолог рассматривает совершенно неизвестную науке особь, неожиданно попавшую в рыбацкие сети. Молчание затягивается.
– Вы очень грамотный человек, пан Поленов, – наконец говорит он совсем другим голосом. – Впрочем, это не удивительно – ведь вы не простой преступник…
– Я вообще не преступник, – быстро вставляю я.
– И очень непростой человек…
– А какой? Золотой, что ли?
Следователь пожимает плечами.
– Лично я рад, что работать с вами будут другие люди.
Я напрягаюсь.
– Какие люди? Это что, угроза?
– Нет, конечно. Просто констатация факта. Прощайте, пан Поленов!
Он трогает кнопку вызова конвоира и кивает вошедшему вахмистру. Тот с привычной легкостью надевает на меня наручники и ведет в отвечающую всем европейским стандартам камеру.
К вечеру пришел мой «заступник» из посольства. Вид он имел не героический и в глаза не смотрел.
– Константин Константинович позвонил… Центру Центровичу… А тот сказал, что времена изменились и теперь мы не можем диктовать условия нашим бывшим братьям. Передали, чтобы вы самостоятельно решали свою проблему в соответствии с международным законодательством…
– Спасибо, брат! – как можно прочувствованней сказал я. – Ты мне здорово помог!
– Я сделал все, что от меня зависит, – виновато сказал молодой человек. – Но у вас сложное положение… Ведь парафиновая проба дала положительные результаты…
– Ах, вот в чем дело…
Этот безотказный бюрократический метод живет еще с советских времен. Из всего многообразия событий отбираются только те, которые поддерживают позицию чиновничьего аппарата. А остальные истолковываются в соответствии с этой позицией. Значит, сейчас родная Служба решила не вмешиваться…
– Тогда все правильно, я сам виноват. Ничего, друг, правда – она сильней любых тестов!
И я подмигнул огорченному дипломату.
Может, он и неплохой парень, но… «С волками жить – каркать по-воронски», – с акцентом говорил сосед дядя Гиви из тиходонского детства. Через несколько лет станет плохим, и ему уже не будет стыдно в подобных ситуациях…
На следующий день меня вновь вызвали на допрос.
Как и обещал похожий на воблу следователь, мною занялись «другие люди», которые оказались одним человеком, моим ровесником. Конечно, не таким молодым, красивым и сильным, как я, но тоже находящимся в неплохой форме. Высокий, подтянутая фигура, резкие черты сурового лица, короткая стрижка, начавшие седеть виски, холодные серые глаза с испытующим прищуром. Он не был похож на обычного полицейского – те выглядят по-другому, не носят дорогих, тщательно отглаженных костюмов и не пахнут «Серебряным эгоистом». И манеры у них попроще и погрубее.
Это контрразведчик.
Во даже как! Открытие меня неприятно удивило. С чего бы это контрразведка заинтересовалась обычной уголовщиной?
– Можете называть меня Ян. Или Мирослав. Как вам больше нравится, – доброжелательно представился ровесник, я даже подумал, что сейчас он протянет руку. – А какое обращение предпочитаете вы?
Я пожал плечами.
– Ну, раз мы не разводим церемоний, то по имени – Геннадий. Можно Гена.
– Я знаю, как вас зовут, – кивнул он. – Хотите закурить?
Ян-Мирослав протянул пачку «Мальборо».
Во времена нашей молодости этот сорт сигарет считался наиболее престижным, именно их я блоками привозил из загранкомандировок. Значит, Ян-Мирослав консерватор. Как и я. Вообще этот человек вызывал симпатию. Может, потому, что мы были не только сверстниками, но и коллегами.
– Спасибо, я редко курю. Лучше скажите, за что меня задержали? За то, что жил рядом с лифтом, где произошло убийство? Или за то, что имел неосторожность пострелять в тире?
Он отложил сигареты.
– Тогда я тоже не буду. И выпивать, и курить лучше в компании.
Я думал, он проигнорировал вопросы по существу, но оказалось, что нет.
– Не одно убийство, а два. Кстати, такие вещи не происходят, а совершаются… Происходят катастрофы, затмения, войны… А стрелять в тире не возбраняется, тем более что вы прекрасно владеете оружием. И это не удивительно…
Последняя фраза меня насторожила, но виду я не подал. Просто молчал, ожидая продолжения. И оно последовало.
– Вы знаете, кого убили в вашем лифте?
– Нет, разумеется. Откуда я могу это знать? И потом, это вовсе не мой лифт!
– Верно, лифт действительно не ваш. Извините. А насчет убитых могу дать пояснение…